Для души
Хочу я о мужчинах так сказать,
Как хорошо, что они с нами,
Но им без нас ни жить, ни спать,
Вы будьте нам хорошими мужьями.
Но жизнь ведь штука не простая,
В народе есть пословица такая:
Пусть маленький плетешок,
Но за ним ведь затешок.
Но если муж хозяин и глава,
Добытчик и жена довольна,
То будет полна чаша денег и добра
И вся семья будет спокойна.
Ведь мы же женщины вас любим,
Пожалеем, приласкаем, приголубим,
С вами нам тепло, уютно и покой,
С вами мы за каменной стеной.
Как хорошо, что они с нами,
Но им без нас ни жить, ни спать,
Вы будьте нам хорошими мужьями.
Но жизнь ведь штука не простая,
В народе есть пословица такая:
Пусть маленький плетешок,
Но за ним ведь затешок.
Но если муж хозяин и глава,
Добытчик и жена довольна,
То будет полна чаша денег и добра
И вся семья будет спокойна.
Ведь мы же женщины вас любим,
Пожалеем, приласкаем, приголубим,
С вами нам тепло, уютно и покой,
С вами мы за каменной стеной.
Театральное представление-
Это просто наслаждение,
Опера, спектакль, балет,
Столько разных оперетт!
Ты в театре ведь бываешь?
Чудеса творятся там!
Словно в сказке побываешь
И не верится глазам.
Декорации стоят красивые
И костюмы – загляденье,
Все сюжеты там правдивые,
Всё как в жизни, в сновидении.
Ну и пусть, что наваждение,
Пусть неправда, ну и что же?
После этих посещений
Кажется, что ты моложе.
Это просто наслаждение,
Опера, спектакль, балет,
Столько разных оперетт!
Ты в театре ведь бываешь?
Чудеса творятся там!
Словно в сказке побываешь
И не верится глазам.
Декорации стоят красивые
И костюмы – загляденье,
Все сюжеты там правдивые,
Всё как в жизни, в сновидении.
Ну и пусть, что наваждение,
Пусть неправда, ну и что же?
После этих посещений
Кажется, что ты моложе.
Дети — это наша радость,
Наша жизнь и наша слабость
И нельзя жить без детей,
Вы спросите матерей.
Это ведь такое счастье -
Сына, дочку приласкать,
Потом в новенькое платье
Нарядить и причесать.
Покормить и погулять,
Сказку на ночь рассказать,
В щечку их поцеловать,
Спокойной ночи пожелать.
Но есть ещё такие дети,
Ни папы, мамы у них нет,
Они одни на белом свете
И как им жить, кто даст ответ?
Их горе-мамы бросили в роддоме,
Им всё равно и что будет потом,
И будут жить они уже в детдоме,
Он будет им родным, как отчий дом.
Зачем же вы нас бросили, мамаши
Ведь мы бы вас любили больше всех,
Ведь мы же-дети, дети ваши,
Родных детей бросать- ведь это грех!
В детдоме их никто не пожалеет,
Никто к груди их не прижмет
И жалко так, что сердце каменеет,
А если кто-то за ребеночком придет.
То их окружат дети повзрослее:
«А может вы меня возьмете иль меня?
Ну выбирай, мамаша, ну смелее,
Не ошибетесь, ну возьмите вы меня!»
Кого мне выбрать, я не знаю,
Я всех бы забрала, но не могу,
Как-будто вещь я выбираю,
Сейчас я мужа позову.
И вот мы выбрали сынишку,
Голубоглазого мальчишку
И он для нас будет родным
И самым милым, дорогим.
Вот так бывает ведь на свете,
Пусть будет жизнь и ярче и светлей,
Пусть будут счастливы все дети,
Пусть будет меньше мам, бросающих детей!
Наша жизнь и наша слабость
И нельзя жить без детей,
Вы спросите матерей.
Это ведь такое счастье -
Сына, дочку приласкать,
Потом в новенькое платье
Нарядить и причесать.
Покормить и погулять,
Сказку на ночь рассказать,
В щечку их поцеловать,
Спокойной ночи пожелать.
Но есть ещё такие дети,
Ни папы, мамы у них нет,
Они одни на белом свете
И как им жить, кто даст ответ?
Их горе-мамы бросили в роддоме,
Им всё равно и что будет потом,
И будут жить они уже в детдоме,
Он будет им родным, как отчий дом.
Зачем же вы нас бросили, мамаши
Ведь мы бы вас любили больше всех,
Ведь мы же-дети, дети ваши,
Родных детей бросать- ведь это грех!
В детдоме их никто не пожалеет,
Никто к груди их не прижмет
И жалко так, что сердце каменеет,
А если кто-то за ребеночком придет.
То их окружат дети повзрослее:
«А может вы меня возьмете иль меня?
Ну выбирай, мамаша, ну смелее,
Не ошибетесь, ну возьмите вы меня!»
Кого мне выбрать, я не знаю,
Я всех бы забрала, но не могу,
Как-будто вещь я выбираю,
Сейчас я мужа позову.
И вот мы выбрали сынишку,
Голубоглазого мальчишку
И он для нас будет родным
И самым милым, дорогим.
Вот так бывает ведь на свете,
Пусть будет жизнь и ярче и светлей,
Пусть будут счастливы все дети,
Пусть будет меньше мам, бросающих детей!
Вот и брату шестьдесят,
Кто в это поверит,
Не будем долго рассуждать,
Можно всё проверить.
В тридцать рыбку он удил
И в шестьдесят он удит,
В тридцать Леночку любил
И в шестьдесят он любит.
И какая разница
Сколько ему лет,
Есть рыбалка, Леночка,
Вот и весь ответ!
Кто в это поверит,
Не будем долго рассуждать,
Можно всё проверить.
В тридцать рыбку он удил
И в шестьдесят он удит,
В тридцать Леночку любил
И в шестьдесят он любит.
И какая разница
Сколько ему лет,
Есть рыбалка, Леночка,
Вот и весь ответ!
Я «Покупочку» люблю,
Я почти что тут живу,
На работу я хожу,
Подменю, кто заболел
Или выпить захотел
И за этим четко я слежу.
У меня мопеда нет,
У меня машины нет,
На работу езжу, как могу,
Был бы транспорт у меня,
Я б работала всегда,
Так как без работы не могу.
(на мотив песни «У меня сестренки нет)
Я почти что тут живу,
На работу я хожу,
Подменю, кто заболел
Или выпить захотел
И за этим четко я слежу.
У меня мопеда нет,
У меня машины нет,
На работу езжу, как могу,
Был бы транспорт у меня,
Я б работала всегда,
Так как без работы не могу.
(на мотив песни «У меня сестренки нет)
На остановке есть аптека,
Коллектив прекрасный тут
И со знанием, с улыбкой
Вам лекарство подберут.
И давление замерят
И совет дельный дадут,
Ведь хорошее лекарство
Можно выбрать только тут.
С Новым годом поздравляем,
Мы здоровья вам желаем,
Не болейте, в добрый час!
Ведь лекарство вокруг вас!
Коллектив прекрасный тут
И со знанием, с улыбкой
Вам лекарство подберут.
И давление замерят
И совет дельный дадут,
Ведь хорошее лекарство
Можно выбрать только тут.
С Новым годом поздравляем,
Мы здоровья вам желаем,
Не болейте, в добрый час!
Ведь лекарство вокруг вас!
Есть в «Покупочке» аптека
Коллектив хороший тут,
Даже лучше терапевта
Вам лекарство подберут.
Если даже не болеешь,
Но к вам хочется зайти,
Ведь лекарство подешевле
Вы поможете найти.
С Новым годом поздравляю,
Всем здоровья вам желаю.
Не болейте! В добрый час!
Ведь лекарство вокруг вас!
Коллектив хороший тут,
Даже лучше терапевта
Вам лекарство подберут.
Если даже не болеешь,
Но к вам хочется зайти,
Ведь лекарство подешевле
Вы поможете найти.
С Новым годом поздравляю,
Всем здоровья вам желаю.
Не болейте! В добрый час!
Ведь лекарство вокруг вас!
В самих себе души не чаем.
Кто любит нас – не замечем,
Не видя в том себе вреда.
А ценим их, когда теряем.
Жизнь по минутам измеряем
Хотя загублены года.
Свои грехи мы не бичуем,
Других за пустяки линчуем
Порою не вникая в суть.
Корыстных целей достигая,
Идем по жизни, все сметая,
Не видя свой кровавый путь.
И понимаем мы однажды,
Что не войти нам в реку дважды.
А что ушло, то не вернуть.
Вот тут мы жизнь и вспоминаем.
Весь мир в обиде проклинаем,
А надо в зеркало взглянуть.
Там корень зла и бед причина,
Там обнаженная личина.
О! Кара зреть свои глаза!
В них суть души и наказанье.
И нет страшнее истязанья,
Чем в отражении слеза.
В остаток жизни, что отпущен,
Очисть себя от тьмы гнетущей,
Не дай исчезнуть в грешной мгле.
Мы – дети мыслящей Вселенной.
Стань в ней частицей незабвенной,
Оставив свет свой на земле.
Кто любит нас – не замечем,
Не видя в том себе вреда.
А ценим их, когда теряем.
Жизнь по минутам измеряем
Хотя загублены года.
Свои грехи мы не бичуем,
Других за пустяки линчуем
Порою не вникая в суть.
Корыстных целей достигая,
Идем по жизни, все сметая,
Не видя свой кровавый путь.
И понимаем мы однажды,
Что не войти нам в реку дважды.
А что ушло, то не вернуть.
Вот тут мы жизнь и вспоминаем.
Весь мир в обиде проклинаем,
А надо в зеркало взглянуть.
Там корень зла и бед причина,
Там обнаженная личина.
О! Кара зреть свои глаза!
В них суть души и наказанье.
И нет страшнее истязанья,
Чем в отражении слеза.
В остаток жизни, что отпущен,
Очисть себя от тьмы гнетущей,
Не дай исчезнуть в грешной мгле.
Мы – дети мыслящей Вселенной.
Стань в ней частицей незабвенной,
Оставив свет свой на земле.
Когда-то раньше здесь стоял собор,
И казаки нарядные к заутрене спешили.
Сейчас - руины и заросший двор…
Услышал я селян двух разговор:
«Эх, брат! И жизнь пошла…
А вспомни, как мы жили…»
Они стояли, оперевшись на забор.
Слова их колыхнули мою душу,
Я к ним приблизился и начал разговор:
«Вы извините, что случайно Вас подслушал».
Старик, прокашлявшись, поправил свой картуз,
Достал из пачки «Беломора» папиросу
И, чтобы как-то сгладить свой конфуз,
Продолжить разговор решил с вопроса:
«Откуда будешь родом ты, сынок?» -
Спросил он и закашлял громко.
«Я – журналист, отец, но корни мои здесь,
А в край ваш у меня командировка».
Сосед его до этого молчал.
Он без руки был и с седою бородой,
Но разговор наш живо поддержал,
Поправив бороду единственной рукой.
«Так, говоришь, корнями ты казак?
О Родине своей писать собрался?»
«Из Ольгинской я, вроде как земляк,
А прошлым Дона с детства увлекался.
Сейчас о разном стали говорить.
А чтоб узнать, как было в самом деле,
С народом я решил поговорить…
Ведь казаки когда-то жить умели!»
«Умели жить, сынок, и жили дружно.
Оплотом южным для России были.
Земля и воля – все, что было нужно.
Верой и правдой мы царю служили.
Когда-то туркам жути нагоняли
И службу добросовестно несли.
В четырнадцатом немца потрепали,
На время оторвавшись от земли.
В политику старались не соваться,
Не допускали в душу сатаны,
Но за добро своё всегда умели драться,
Царю и Богу были мы верны.
Но вот в семнадцатом раздался залп «Авроры».
Взошла над Родиною «красная заря».
Террор кровавый прокатил по Дону,
Семью казнили батюшки-царя.
Все, что веками потом наживали
Сгребал к себе коммунистический колхоз.
Большевики нас кулаками называли
И семьи наши выгоняли на мороз.
Нас по этапам тысячами гнали
В далекую промерзшую тайгу,
На Колыме без счету убивали
И трупы наши оставляли на снегу.
Семнадцать мне исполнилось в двадцатом,
Сказал старик и как-то загрустил,
Ушел я в степь вдвоем со старшим братом
И коммунистам за родную землю мстил.
По хуторам шныряли продотряды,
Среди народа сеяли вражду
И все до крошки выгребали, гады,
На тихий Дон несли одну беду.
А голодранцы комиссарам были рады,
Хозяйничали в наших погребах.
За наши головы им вешали награды,
А мы их вешали вожжами на дубах.
Гражданскую войну нам навязали.
Детей учили предавать своих отцов,
И честь, и совесть в людях убивали,
Растили поколенье подлецов.
Были слышны артиллерийские раскаты,
Горела под копытами земля,
И брат родной стрелял в родного брата
По постановке «Красного Кремля».
Расстрелами и ссылками без срока
Наш вольный дух пытались истребить.
Нам «преподали» множество уроков,
Как при советской власти надо жить.
Разруха, нищета, повальный голод,
С фашистами великая война,
Где победили все – кто стар был и, кто молод,
Сейчас мы многих помним имена.
Канули в лету те шальные годы.
Казалось бы, живешь дед – и живи.
Но горький вкус у нынешней свободы,
Замешанный на нашей же крови.
Эх, батюшка, великий тихий Дон,
Ты помнишь коммунистов- бюрократов?
Ты слышал сабельный и колокольный звон,
Но вспомнишь ты еще и демократов –
Старик сказал, чуть сдерживая слезы…
Я видел, что душа его чиста.
И капал сок с надломленной березы
Как будто кровь распятого Христа.
Повеяло прохладою от Дона.
Вдали вставала алая заря.
Старик сказал: «Пойдемте-ка до дому».
И понял я, что встретил их не зря.
История, которой нас учили,
Так далеко от истины была.
Большевики казачество сгубили,
Но память на Дону всегда жива.
И Дон вернет себе былую славу,
Никто не в силах дух его сломить.
Но вот обидно все же за державу:
Как мы могли так долго в рабстве жить?
Тропинка шла вдоль полусгнившего забора.
С зарей весенней просыпалася природа.
Я оглянулся на развалины собора –
На боль падения великого народа.
И казаки нарядные к заутрене спешили.
Сейчас - руины и заросший двор…
Услышал я селян двух разговор:
«Эх, брат! И жизнь пошла…
А вспомни, как мы жили…»
Они стояли, оперевшись на забор.
Слова их колыхнули мою душу,
Я к ним приблизился и начал разговор:
«Вы извините, что случайно Вас подслушал».
Старик, прокашлявшись, поправил свой картуз,
Достал из пачки «Беломора» папиросу
И, чтобы как-то сгладить свой конфуз,
Продолжить разговор решил с вопроса:
«Откуда будешь родом ты, сынок?» -
Спросил он и закашлял громко.
«Я – журналист, отец, но корни мои здесь,
А в край ваш у меня командировка».
Сосед его до этого молчал.
Он без руки был и с седою бородой,
Но разговор наш живо поддержал,
Поправив бороду единственной рукой.
«Так, говоришь, корнями ты казак?
О Родине своей писать собрался?»
«Из Ольгинской я, вроде как земляк,
А прошлым Дона с детства увлекался.
Сейчас о разном стали говорить.
А чтоб узнать, как было в самом деле,
С народом я решил поговорить…
Ведь казаки когда-то жить умели!»
«Умели жить, сынок, и жили дружно.
Оплотом южным для России были.
Земля и воля – все, что было нужно.
Верой и правдой мы царю служили.
Когда-то туркам жути нагоняли
И службу добросовестно несли.
В четырнадцатом немца потрепали,
На время оторвавшись от земли.
В политику старались не соваться,
Не допускали в душу сатаны,
Но за добро своё всегда умели драться,
Царю и Богу были мы верны.
Но вот в семнадцатом раздался залп «Авроры».
Взошла над Родиною «красная заря».
Террор кровавый прокатил по Дону,
Семью казнили батюшки-царя.
Все, что веками потом наживали
Сгребал к себе коммунистический колхоз.
Большевики нас кулаками называли
И семьи наши выгоняли на мороз.
Нас по этапам тысячами гнали
В далекую промерзшую тайгу,
На Колыме без счету убивали
И трупы наши оставляли на снегу.
Семнадцать мне исполнилось в двадцатом,
Сказал старик и как-то загрустил,
Ушел я в степь вдвоем со старшим братом
И коммунистам за родную землю мстил.
По хуторам шныряли продотряды,
Среди народа сеяли вражду
И все до крошки выгребали, гады,
На тихий Дон несли одну беду.
А голодранцы комиссарам были рады,
Хозяйничали в наших погребах.
За наши головы им вешали награды,
А мы их вешали вожжами на дубах.
Гражданскую войну нам навязали.
Детей учили предавать своих отцов,
И честь, и совесть в людях убивали,
Растили поколенье подлецов.
Были слышны артиллерийские раскаты,
Горела под копытами земля,
И брат родной стрелял в родного брата
По постановке «Красного Кремля».
Расстрелами и ссылками без срока
Наш вольный дух пытались истребить.
Нам «преподали» множество уроков,
Как при советской власти надо жить.
Разруха, нищета, повальный голод,
С фашистами великая война,
Где победили все – кто стар был и, кто молод,
Сейчас мы многих помним имена.
Канули в лету те шальные годы.
Казалось бы, живешь дед – и живи.
Но горький вкус у нынешней свободы,
Замешанный на нашей же крови.
Эх, батюшка, великий тихий Дон,
Ты помнишь коммунистов- бюрократов?
Ты слышал сабельный и колокольный звон,
Но вспомнишь ты еще и демократов –
Старик сказал, чуть сдерживая слезы…
Я видел, что душа его чиста.
И капал сок с надломленной березы
Как будто кровь распятого Христа.
Повеяло прохладою от Дона.
Вдали вставала алая заря.
Старик сказал: «Пойдемте-ка до дому».
И понял я, что встретил их не зря.
История, которой нас учили,
Так далеко от истины была.
Большевики казачество сгубили,
Но память на Дону всегда жива.
И Дон вернет себе былую славу,
Никто не в силах дух его сломить.
Но вот обидно все же за державу:
Как мы могли так долго в рабстве жить?
Тропинка шла вдоль полусгнившего забора.
С зарей весенней просыпалася природа.
Я оглянулся на развалины собора –
На боль падения великого народа.
Всё чаще «не помню», всё чаще «забыла»,
Ты, память моя, что ж меня разлюбила?
Всё чаще «не слышу», «я вас не пойму»!
А слух куда делся? Что надо ему?
Не гнутся колени и ноют суставы
И руки мои ловкость всю растеряли.
Слабеют глаза, я очки надеваю,
И на ночь протезы зубные снимаю.
Названья знакомых предметов
Я вспомнить порой не могу.
Ах, молодость, молодость, где ты?
Ты, память моя, что ж меня разлюбила?
Всё чаще «не слышу», «я вас не пойму»!
А слух куда делся? Что надо ему?
Не гнутся колени и ноют суставы
И руки мои ловкость всю растеряли.
Слабеют глаза, я очки надеваю,
И на ночь протезы зубные снимаю.
Названья знакомых предметов
Я вспомнить порой не могу.
Ах, молодость, молодость, где ты?
Чтобы не говорил Владимир Познер о временах в своих передачах, я вспомнил свои, по-своему, прекрасные времена. Может быть, они были прекрасными потому, что я был молод. Или мы все были проникнуты верой в прекрасное будущее? Но жить было легче, были бесплатные квартиры, была работа,- любая.
Незадолго до первого мая, году в 19….., Берта Абрамовна, мама Аркадия, наша соседка, решила побелить квартиру. Берта была старой активисткой и свято верила в построение коммунизма. Это была очень полная женщина, и было ей лет 58-60. Пока ее муж был на работе, а работал он врачом, Берта пошла на Туркменский рынок. Этот рынок был маленький, но славился на весь город своими пивными ларьками, винными лавками и магазинчиками, где наливали водку и вино в любое время суток. Если вы захотели продолжение банкета в два, три часа ночи, к вашим услугам была другая Берта, которая спала рядом с ящиками спиртного у себя во дворе, рядом с рынком. Короче, место было замечательное, и поэтому там собирались «замечательные люди», чуть ли не со всего города. Хронический алкоголик Вилор каждое утро проверял весь сход. И кто ему не нравился, тому он говорил: «Не присутствуйте!» Другому говоруну изрекал: «Перестаньте сказать!»
Очень рано приходили те, у кого со вчерашних возлияний «горела душа». Пожар был таким, что на них было больно смотреть. Некоторые знакомые, которые шли в это время на работу, одалживали им на пиво, но они ждали не этого. Они ждали своего спасителя, которого звали Голубь. Как они о нем отзывались - отличный, чистодел! Голубь знал цену своему таланту и приходил уже в десятом часу. Вальяжной походкой он подходил к собравшимся, спрашивал о состоянии здоровья. «Доктора» просили помочь, и он направлялся на утренний обход рынка.
После обхода у него, откуда-то появлялись деньги, и вскоре вся компания уже занималась дегустированием спиртных напитков от 6 до 40 градусов. Лица больных разглаживались, как будто их разглаживали горячим утюгом, глаза блестели, речи становились пылкими, и некоторые даже смеялись. Валера Брумель, прозванный так за свой большой рост, глядя на предложенный ему стакан водки, говорил: «С утра? На голодный желудок? Стакан водки? С удовольствием!» Как не судили о них, а юмор эта компания понимала. А вообще, там собирались талантливые в прошлом люди. Там были летчики, адвокаты, артисты, художники, щипачи и форточники, но опустившиеся из-за всемирного притяжения всех…..к алкоголю.
Часто появлялся Мендель. Это был уникальный человек - ходячая энциклопедия и уголовный кодекс. После психушки его уже не брали в коллегию адвокатов. И он свою энергию, тратил на воспитание воров и воришек, напоминая им, что они должны чтить уголовный кодекс.
Воспитательную работу он начинал только после первой преподнесенной кружки пива и заканчивал после второго стакана водки. На этом, на сегодняшний день, выступление маэстро заканчивалось. И все, кто не успел получить консультацию, приходили завтра. Завтра тоже надо было попасть вовремя, так-как опоздание грозило остаться опять без внимания опытного юриста.
Повествование об этом можно продолжать до бесконечности, но всему есть предел. И так, Мендель говорил: «Вас писас флюкс (я не знаю, что это такое) и уходил кривой походкой домой.
При срочных делах за юристом домой посылали «доктора», и Мендель всегда приходил.
Так вот Берта Абрамовна попала на утреннюю поверку и попросила побелить ей квартиру.
Собрание, послушав ее, выделило ей человека. А о цене она стала договариваться с ним прямо здесь, около всей компании. Маляр хотел за работу 500 рублей, но Берта, призвала в помощники всех святых, договорилась за 200. Но при одном условии выдвинутым маляром и всей компанией, что работа будет сделана под яичко. Под яичко, так под яичко, согласилась Берта. И они пошли, солнцем палимые, на нашу улицу Шелковичную.
Квартиру Берте побелили хорошо и быстро. Соседи удивлялись - так дешево. Берта была очень довольна и праздник Первое мая прошел хорошо. Только вот через неделю, ближе ко дню Победы над фашисткой Германией, сама Берта и соседи, которые заходили к ней, стали принюхиваться и говорить, что у нее в комнате находиться стало не возможно. Гадали, кто, о чем, спорили. Весь двор приходил нюхать квартиру и все были уверены, что Берта где-то забыла убрать, пардон, дерьмо.
Наконец весть о плохом воздухе в квартире Берты дошла до собрания туркменских чистоделов. Вилорик спросил у маляра: «Сколько сэкономила Берта?» Ответ был: «300 рублей.»
Решили, если берта принесет 300 рублей, ей уберут плохой запах. Послали гонца, и он уже пришел вдвоем с Бертой. Она стала рядиться. Тогда ей сказали, что если она хочет за 150, то ей сделают под орех. «Никаких орехов,»- крикнула Берта и отдала 300 рублей. Маляр пошел с ней домой и не заметно вынул из одного угла комнаты проколотое тухлое куриное яйцо. С тех пор воздух в квартире Берты всегда был чистый, а она никогда не рядилась за сколько побелить квартиру.
Незадолго до первого мая, году в 19….., Берта Абрамовна, мама Аркадия, наша соседка, решила побелить квартиру. Берта была старой активисткой и свято верила в построение коммунизма. Это была очень полная женщина, и было ей лет 58-60. Пока ее муж был на работе, а работал он врачом, Берта пошла на Туркменский рынок. Этот рынок был маленький, но славился на весь город своими пивными ларьками, винными лавками и магазинчиками, где наливали водку и вино в любое время суток. Если вы захотели продолжение банкета в два, три часа ночи, к вашим услугам была другая Берта, которая спала рядом с ящиками спиртного у себя во дворе, рядом с рынком. Короче, место было замечательное, и поэтому там собирались «замечательные люди», чуть ли не со всего города. Хронический алкоголик Вилор каждое утро проверял весь сход. И кто ему не нравился, тому он говорил: «Не присутствуйте!» Другому говоруну изрекал: «Перестаньте сказать!»
Очень рано приходили те, у кого со вчерашних возлияний «горела душа». Пожар был таким, что на них было больно смотреть. Некоторые знакомые, которые шли в это время на работу, одалживали им на пиво, но они ждали не этого. Они ждали своего спасителя, которого звали Голубь. Как они о нем отзывались - отличный, чистодел! Голубь знал цену своему таланту и приходил уже в десятом часу. Вальяжной походкой он подходил к собравшимся, спрашивал о состоянии здоровья. «Доктора» просили помочь, и он направлялся на утренний обход рынка.
После обхода у него, откуда-то появлялись деньги, и вскоре вся компания уже занималась дегустированием спиртных напитков от 6 до 40 градусов. Лица больных разглаживались, как будто их разглаживали горячим утюгом, глаза блестели, речи становились пылкими, и некоторые даже смеялись. Валера Брумель, прозванный так за свой большой рост, глядя на предложенный ему стакан водки, говорил: «С утра? На голодный желудок? Стакан водки? С удовольствием!» Как не судили о них, а юмор эта компания понимала. А вообще, там собирались талантливые в прошлом люди. Там были летчики, адвокаты, артисты, художники, щипачи и форточники, но опустившиеся из-за всемирного притяжения всех…..к алкоголю.
Часто появлялся Мендель. Это был уникальный человек - ходячая энциклопедия и уголовный кодекс. После психушки его уже не брали в коллегию адвокатов. И он свою энергию, тратил на воспитание воров и воришек, напоминая им, что они должны чтить уголовный кодекс.
Воспитательную работу он начинал только после первой преподнесенной кружки пива и заканчивал после второго стакана водки. На этом, на сегодняшний день, выступление маэстро заканчивалось. И все, кто не успел получить консультацию, приходили завтра. Завтра тоже надо было попасть вовремя, так-как опоздание грозило остаться опять без внимания опытного юриста.
Повествование об этом можно продолжать до бесконечности, но всему есть предел. И так, Мендель говорил: «Вас писас флюкс (я не знаю, что это такое) и уходил кривой походкой домой.
При срочных делах за юристом домой посылали «доктора», и Мендель всегда приходил.
Так вот Берта Абрамовна попала на утреннюю поверку и попросила побелить ей квартиру.
Собрание, послушав ее, выделило ей человека. А о цене она стала договариваться с ним прямо здесь, около всей компании. Маляр хотел за работу 500 рублей, но Берта, призвала в помощники всех святых, договорилась за 200. Но при одном условии выдвинутым маляром и всей компанией, что работа будет сделана под яичко. Под яичко, так под яичко, согласилась Берта. И они пошли, солнцем палимые, на нашу улицу Шелковичную.
Квартиру Берте побелили хорошо и быстро. Соседи удивлялись - так дешево. Берта была очень довольна и праздник Первое мая прошел хорошо. Только вот через неделю, ближе ко дню Победы над фашисткой Германией, сама Берта и соседи, которые заходили к ней, стали принюхиваться и говорить, что у нее в комнате находиться стало не возможно. Гадали, кто, о чем, спорили. Весь двор приходил нюхать квартиру и все были уверены, что Берта где-то забыла убрать, пардон, дерьмо.
Наконец весть о плохом воздухе в квартире Берты дошла до собрания туркменских чистоделов. Вилорик спросил у маляра: «Сколько сэкономила Берта?» Ответ был: «300 рублей.»
Решили, если берта принесет 300 рублей, ей уберут плохой запах. Послали гонца, и он уже пришел вдвоем с Бертой. Она стала рядиться. Тогда ей сказали, что если она хочет за 150, то ей сделают под орех. «Никаких орехов,»- крикнула Берта и отдала 300 рублей. Маляр пошел с ней домой и не заметно вынул из одного угла комнаты проколотое тухлое куриное яйцо. С тех пор воздух в квартире Берты всегда был чистый, а она никогда не рядилась за сколько побелить квартиру.
Этой истории лет сорок. Я ничего не придумываю в своих рассказах. Просто я многое замечал и запоминал. Я никогда не вел никаких дневников. Это все выдает мой природный компьютер. И за это моя бывшая школьная одноклассница Рина Гавриленко прозвала меня хроникером. Ну что поделаешь, значит, хроникер. Но в моей хронике присутствует что-то еще. Это не голые факты, их читать не интересно.
Освоители Голодной степи воздвигли себе памятник рукотворный. Там, где были караванные тропы, да колючка янтак они воздвигли дороги, каналы, водохранилища, тысячи гидротехнических сооружений, линии ЛЭП, газопроводы, водоводы питьевой воды, современные поселки. Освоение Голодной степи было комплексным. И участвовали, и я буду это бесконечно повторять, в этом освоении талантливые люди. Всех не назовешь, да и это сделать не возможно. Назову одного Акопа Абрамовича Саркисова, чьим именем назван Южный Голодностепский Канал (ЮГК). Был назван, сейчас не знаю. В строительстве были задействованы почти все министерства и их подразделения. И руководил этой огромной стройкой этот талантливый человек. В степи появлялись новые совхозы с жильем и всей структурой жизнеобеспечения. Заказчику Минсельхозу сдавались детские сады, поликлиники, школы, больницы, библиотеки, магазины, столовые и все технические службы совхоза. Для сравнения приведу пример. Уже в демократическое время, а сейчас на дворе жаркое лето 2010 года, Минсоцразвитию было поручено закупить за рубежом для больниц оборудование, в том числе томографы. За рубежом эти штуки стоят 20 мил, а приходили в больницы по 60 мил рублей. Вот такой «навар» делают наши рыночные специалисты. Не навар, а просто тырят деньги. А еще есть такое мнение, что рынок сам наведет во всем порядок. Конечно, и в то время были разные «жучки» и «паучки», но такого не было, государство обанкротилось бы.
Однажды, одному подразделению водохозяйственного строительства было, вдруг поручено построить объект не по профилю деятельности, школу в совхозе. Геодезисты проектного института вынесли проектные оси на местность, закрепили их колышками, сдали по акту строителям и уехали. На следующий день пришли строители, приехала строительная техника копать котлованы под сооружения. Прорабы стали искать разбивку – те колышки, что оставили проектировщики, но нашли только один. Вызывать повторно проектировщиков не стали, видимо было стыдно. И началось строительство по своему разумению. Когда строительство стен школы уже заканчивалось, приехали проектировщики с авторским надзором. Они долго ходили вокруг своего творения на бумаге и что-то никак не могли понять, почему школа развернута на 90 градусов. Начали проверять разбивку, показывали строителям акт передачи. Но факт есть факт. Школу почему-то развернули.
Ишан ока, работающий здесь сторожем, долго наблюдал за спорами проектировщиков и строителей. Наконец, не выдержал и вклинился в разговор: «Что вы спорите, что доказываете? После того, как вы первый раз приехали, забили красивые дощечки, вечером Туйчибай привязывал своего ишака к этим дощечкам. А потом ишак увидел ишачку, заорал, выдернул эти дощечки и убежал к ишачке. Поэтому никто не виноват – ишак виноват.» Проектировщики долго смотрели на строителей, строители на проектировщиков, и все пришли к выводу, что школа построена по ишачьей разбивки, но хуже от этого не стала.
.
Освоители Голодной степи воздвигли себе памятник рукотворный. Там, где были караванные тропы, да колючка янтак они воздвигли дороги, каналы, водохранилища, тысячи гидротехнических сооружений, линии ЛЭП, газопроводы, водоводы питьевой воды, современные поселки. Освоение Голодной степи было комплексным. И участвовали, и я буду это бесконечно повторять, в этом освоении талантливые люди. Всех не назовешь, да и это сделать не возможно. Назову одного Акопа Абрамовича Саркисова, чьим именем назван Южный Голодностепский Канал (ЮГК). Был назван, сейчас не знаю. В строительстве были задействованы почти все министерства и их подразделения. И руководил этой огромной стройкой этот талантливый человек. В степи появлялись новые совхозы с жильем и всей структурой жизнеобеспечения. Заказчику Минсельхозу сдавались детские сады, поликлиники, школы, больницы, библиотеки, магазины, столовые и все технические службы совхоза. Для сравнения приведу пример. Уже в демократическое время, а сейчас на дворе жаркое лето 2010 года, Минсоцразвитию было поручено закупить за рубежом для больниц оборудование, в том числе томографы. За рубежом эти штуки стоят 20 мил, а приходили в больницы по 60 мил рублей. Вот такой «навар» делают наши рыночные специалисты. Не навар, а просто тырят деньги. А еще есть такое мнение, что рынок сам наведет во всем порядок. Конечно, и в то время были разные «жучки» и «паучки», но такого не было, государство обанкротилось бы.
Однажды, одному подразделению водохозяйственного строительства было, вдруг поручено построить объект не по профилю деятельности, школу в совхозе. Геодезисты проектного института вынесли проектные оси на местность, закрепили их колышками, сдали по акту строителям и уехали. На следующий день пришли строители, приехала строительная техника копать котлованы под сооружения. Прорабы стали искать разбивку – те колышки, что оставили проектировщики, но нашли только один. Вызывать повторно проектировщиков не стали, видимо было стыдно. И началось строительство по своему разумению. Когда строительство стен школы уже заканчивалось, приехали проектировщики с авторским надзором. Они долго ходили вокруг своего творения на бумаге и что-то никак не могли понять, почему школа развернута на 90 градусов. Начали проверять разбивку, показывали строителям акт передачи. Но факт есть факт. Школу почему-то развернули.
Ишан ока, работающий здесь сторожем, долго наблюдал за спорами проектировщиков и строителей. Наконец, не выдержал и вклинился в разговор: «Что вы спорите, что доказываете? После того, как вы первый раз приехали, забили красивые дощечки, вечером Туйчибай привязывал своего ишака к этим дощечкам. А потом ишак увидел ишачку, заорал, выдернул эти дощечки и убежал к ишачке. Поэтому никто не виноват – ишак виноват.» Проектировщики долго смотрели на строителей, строители на проектировщиков, и все пришли к выводу, что школа построена по ишачьей разбивки, но хуже от этого не стала.
.
Рассказать хочу о женщине,
Очень умная она
И красивая и нежная
И к тому ж ещё скромна.
Пять лет назад пришла в «Покупочку»
И до сих пор директор тут,
Поразмышляйте и подумайте
Ну как её сейчас зовут?
Ну, да! Галина Вячеславовна,
Так зовут её сейчас,
С днем рождения Вас поздравляем,
Здоровья, счастья, в добрый час!
(посвящается директрисе «Покупочки»)
Очень умная она
И красивая и нежная
И к тому ж ещё скромна.
Пять лет назад пришла в «Покупочку»
И до сих пор директор тут,
Поразмышляйте и подумайте
Ну как её сейчас зовут?
Ну, да! Галина Вячеславовна,
Так зовут её сейчас,
С днем рождения Вас поздравляем,
Здоровья, счастья, в добрый час!
(посвящается директрисе «Покупочки»)
Рассказать хочу о женщинах,
Очень умные они,
И красивые и нежные
И к тому ж ещё скромны.
Ольга Владимировна - главный врач, терапевт, стаж-20 лет
Любовь Владимировна - стаж 34 года
Галина Алексеевна-стаж 32 года
Волкова Ася Илюбаевна - стаж 30 лет
Отработать столько лет,
Это ведь призвание
И поэтому завод
Присвоил им звание:
Кадровый работник,
Это так почетно,
Кадровый работник,
Это ведь так модно.
Наталья Ивановна-старшая медсестра:
С вами Вера и Герина и Людмила,
Две Наташи и Любаша,
Ещё с вами пищеблок,
Так готовят вкусно,
Приготовить пищу так,
Это ведь-искусство.
А какой массажист,
Честь ему и слава,
Сделать нам любой массаж
Для него забава.
Руки сильные и нежные,
После его процедур
Прочь болезни прежние.
Так спасибо вам за всё,
За ваше внимание,
Я приеду к вам ещё,
Это моё желание.
Очень умные они,
И красивые и нежные
И к тому ж ещё скромны.
Ольга Владимировна - главный врач, терапевт, стаж-20 лет
Любовь Владимировна - стаж 34 года
Галина Алексеевна-стаж 32 года
Волкова Ася Илюбаевна - стаж 30 лет
Отработать столько лет,
Это ведь призвание
И поэтому завод
Присвоил им звание:
Кадровый работник,
Это так почетно,
Кадровый работник,
Это ведь так модно.
Наталья Ивановна-старшая медсестра:
С вами Вера и Герина и Людмила,
Две Наташи и Любаша,
Ещё с вами пищеблок,
Так готовят вкусно,
Приготовить пищу так,
Это ведь-искусство.
А какой массажист,
Честь ему и слава,
Сделать нам любой массаж
Для него забава.
Руки сильные и нежные,
После его процедур
Прочь болезни прежние.
Так спасибо вам за всё,
За ваше внимание,
Я приеду к вам ещё,
Это моё желание.
Старшая сестра Галина,
Умная, спокойная,
Рассудительна всегда,
Как царица вольная.
Вот сестренка Валентина,
Нарисована картина,
Умная, хорошая,
На маму похожая.
Я третья сестра, Любаша,
Я родная всем, я ваша.
Я накрою стол в беседке,
Приходите в гости детки!
Есть четвертая сестра,
Зина, помоложе,
Хоть и разные мы с ней,
Но чем-то похожи.
Есть и брат ещё у нас,
Богатырь отменный,
На рыбалку он пойдет,
Хоть снега по колено.
Любит он сестренок всех
И супругу Лену.
Вот Мочалина семья,
Живем мы очень дружно,
Можем мы помочь друг другу,
Если это нужно.
Умная, спокойная,
Рассудительна всегда,
Как царица вольная.
Вот сестренка Валентина,
Нарисована картина,
Умная, хорошая,
На маму похожая.
Я третья сестра, Любаша,
Я родная всем, я ваша.
Я накрою стол в беседке,
Приходите в гости детки!
Есть четвертая сестра,
Зина, помоложе,
Хоть и разные мы с ней,
Но чем-то похожи.
Есть и брат ещё у нас,
Богатырь отменный,
На рыбалку он пойдет,
Хоть снега по колено.
Любит он сестренок всех
И супругу Лену.
Вот Мочалина семья,
Живем мы очень дружно,
Можем мы помочь друг другу,
Если это нужно.