Стихи и рассказы

   

Я живу Вашей тяжкой жизнью,

Дорогие мои ветераны.

Может быть, я сознаньем не вызрел,

Чтоб прочувствовать все Ваши раны.

И всю боль от потерь и лишений,

Что мечтам не дано было сбыться.

И вся жизнь Ваша - это мгновенье,

А покой Вам лишь только снится.

Я сейчас представляю покосы,

Днепрогес. И Магнитку, и голод.

И сейчас возникают вопросы.

Ну откуда войне был повод?!

А страна догола раздетая,

С пацанами с десятого класса,

Все фронты застелила их мясом,

Чтобы выжила русская раса.

Чтобы дети ходили в школы,

Чтобы бабы детей рожали,

Чтобы нас, приходя с работы,

Наши жены и дети ждали.

Сорок первый пришел, однако,

И в мире развал и хаос,

И нам предстояла драка,

Бессильны здесь Пушкин и Фауст.

И первый раз, лишь под Москвою,

Остановили фашистскую лаву,

Когда панфиловцы грудью своей

Спасали от смерти свою Державую

Когда от жизни солдаты ждали

Лишь чай горячий и миску каши.

Вот так вот деды наши страдали,

Вот так вот добились свободы нашей.

И в курском котле, как в клоаке ада,

Металл и люди в единую слились.

И слезы женщин Руси священной,

Как дождь на землю святую лились.

А Сталинград стал стеной гранита

Для той орды, что хотела власти.

И кровью наша свобода омыта,

Да будет жизнь, да будет счастье!

Счастье тем, кто попрал измену.

Память тем – кто живьем под танки.

Счастье тем, кто рожает смену,

Тем, кто ищет бойцов останки!

Это нужно не им- не мертвым!»

И так будет всегда во веки.

И нельзя забывать о прошлом,

Мы ведь люди, мы – человеки

И в Рейхстаге на тех ступеньках

Тех, что русскою кровью политы,

Дорогие мои ветераны,

Вы не будете позабыты.

Наш водитель служебной машины марки ГАЗ -69 Тош окя был такой же старый, как и его машина. Она у него часто ломалась в самый не подходящий момент. Однажды, когда все надежные машины были в «разгоне», управляющий попросил отвезти его в соседнюю организацию. Тош окя завел свой агрегат с пол оборота, и они поехали. Но через километр машина чихнула и заглохла. Водитель поднял капот стал что-то там крутить, а управляющий с нетерпением его спрашивал, что там случилось. Смущенный водитель развел грязные руки в стороны и вымолвил: «Шайтан залез в эту машину тыр-тыр есть, пыр-пыр нет!» До организации было совсем уже близко, и начальник пошел пешком. Тош окя через год должен был идти на пенсию. Может быть поэтому машину не меняли и ждали этого момента. Седьмого марта женщины удачно съездили с ним на базар и готовились к вечернему застолью. Как всегда, поздравлений было много. Чтением длинных стихов правда нас никто не мучал, и было очень весело. Вот тамада дал слово нашему старому водителю. Тош окя начал свою речь: «Я своем жена живу дружно 40 лет.» Иван Федорович его поправил: «Не своем, а своей». «А с твоей, – сказал аксакал, – я живу дружно уже пять лет!» «Как живу?» – спросил возмущенно Иван Федорович. «Я ее днем свожу на базар. Она мне поставит восемь часов - ответил Тош окя, - Если женщина не слушать, останутся только плохой человек, поэтому всех такой красивий женщин поздравляю с праздник номыр 8, и желаю здоровья.» 

Молодожены Геннадий и Светлана жили после свадьбы у родителей мужа, как тогда говорили, в жактовских домах. Эти дома располагались по периметру двора и образовывали замкнутое пространство, которое сообщалось с внешним миром через старые деревянные ворота с калиткой. На калитке была прикреплена старая пружина, которая придерживала ее все время в закрытом состоянии. А когда калитку открывали, она издавала удивительные звуки, поэтому все жильцы могли посмотреть кто пришел. Возле каждого крыльца коммунальных квартир были устроены палисадники из вьющихся растений, а у некоторых из неизвестных сортов кислющего винограда. Вдоль дорожек из красного кирпича росли цветы, желтые лилии и астры. Летом, в жаркие душные ночи, некоторые жильцы выходили спать во двор на раскладушках и самодельных топчанах, поэтому весь двор знал, как храпит сапожник Ашот и сантехник Иван. И вот, что удивительно, ни Ашота, ни Ивана комары и мухи не беспокоили. Может они не переносили ночных импровизаций этих солистов, а может не выносили того спиртного духа этих ночных артистов, которые чуть –ли не каждый вечер на выигрышные деньги в домино и других доходов организовывали небольшие посиделки с Портвейном №26.

Беременную Светлану раздражали все ночные звуки: котов, скрип раскладушек, и конечно арии Ивана и Ашота. Ей не спалось. И может быть от этого в ее голове появлялись странные желания: съесть соленый бурый помидор или спелый янтарный инжир. Она подходила осторожно к раскладушке Геннадия, легонько его шевелила, и когда он просыпался, говорила про свои желания. Муж понимал состояние супруги, тихонько, без возмущений одевался, шел на ближайший базарчик, и это в 3- 4 часа ночи. На восточных базарах продавцы своего товара никуда его не прятали, а спали прямо здесь же, на прилавках. Геннадий осторожно будил сторожа, объяснял ему суть дела. Тот переставал возмущаться, поняв положение просителя, минуту подумал у кого есть соленые помидоры, а у кого инжир, говорил просителю подождать. И через некоторое время приносил то, что просил несчастный человек. Когда Геннадий показывал то, что она так желала, она будто бы уже и не хотела этого. И вдруг, просила его завести его грузовую машину огромный МАЗ. Машина стояла за воротами. Но все равно в такую рань заводить ее значило всех разбудить. Поэтому он отказывался. Но куда там, они шли вдвоем к машине. Он заводил ее. Супруга подходила к выхлопной трубе этого монстра и нюхала выхлоп его газов. Такого вынести супруг уже не мог. И только – только собирался заглушить машину, как Светлана просила его проехать совсем чуть-чуть, всего два квартала до сквера, где росли цветы под названием львиный зев. Огромный МАЗ, нарушая все дорожные знаки подъезжал к скверу. Муж осторожно снимал жену с высоких его ступенек. И она удивительно быстро шла к цветочной клумбе, потом забиралась в самую ее середину и склонилась перед этими зевами.

Подошедший милиционер говорил Геннадию, что он нарушил правила, что здесь движение грузового транспорта запрещено, хотел его оштрафовать. Но когда товарищ «жопер», как назвал его милиционер, указал ему на свою супругу, тот не на шутку заинтересовался происходящим, спрашивал: «Что это?! Почему женщина там ходит?» Геннадий рассказал ему всю историю этой ночи. Милиционер забыл о штрафе и стал рассказывать про свою Зульфию, и о том, как она была в таком же положении и просила его зимой принести клубнику. И потом, как у него родился пасан. – У тебя тоже будет пасан! Ну хоп (ладно) я тебе не видел, ты мене не видел, хаир, яхши булинь! (до свидания, всего хорошего) 

Роза Аркадьевна, крашеная блондинка неопределенных лет в сотню с гаком, кило веса, в десять вечера жарит на примусе котлеты. — Розочка, — спрашивает моя бабушка, — а что вы так поздно жарите? — Екатерина Абрамовна, а вдруг завтра война, и я — голодная? А как говорят на этой кухне! А что за язык у этих хозяек, чтоб они были здоровы! С балкона второго этажа дома напротив тетя Аделя кричит моей бабушке: — Катя, шо ты там ложишь до синеньких, шо мой Ленчик уже третий день не ест дома? — Ой, Аделя, я тебя умоляю, ты же знаешь эту Цилю Островскую, что с угол Торговой и Канатной, ну — ту, от которой хромой Лейзер сразу после войны ушел к Мане Волобуевой, которая стоит у кино и торгует газировкой. — Ну? — Ну, так вот она сказала, штоб синенькие имели густой вкус, так их надо чуть полить уксусом. — Хто? — Тю, так Маня же и сказала. — Шоб она подавилась, твоя Маня! — Аделя, а что имеешь к Мане? — Я? — Нет, я. — У меня таки уксус закончился, а Ленчик скоро придет, и шо я ему скажу? Шо у тети Кати синенькие вкуснее, чем у родной матери, по причине уксуса? — Аделя, я тебе уксус налью, но ты помнишь, что ты еще не отдала мне два кило сахара, а Яше не вернула десять рублей за ту пару кур, что он взял для тебя в субботу на базаре. — Катерина Абрамовна, вы еще вспомните, шо мой Наумчик, царствие ему небесное, кушал у вас компот в 39-м и чуть не подавился, или так не было? — Аделя Израилевна, позволю себе заметить, что вы подлый человек и настоящая хайка, чтоб у вас рот замолчал. — Люди, посмотрите на это нахальство! — Мине имеют вспомнить за пару паршивых курей, которые сдохли до того, как их взял в руки этот резник — Сюля. — Это мине вспоминают за сахар, когда у прошлом годе ее муж две недели просидел у моего телевизора за так, и я ему не мешала поесть, когда эта подлюка, его жена, уехала в Хмельник на свой родон? Первый этаж не остается в долгу, и минометный обстрел пытается подавить огонь противника. — Что? Чтоб мой Яшенька и хавал то, что твои поганые руки готовили? Да он лучше подавится, но не будет есть с твоих рук. И вообще, я ему заготовила так, что можно было год, не то что две недели прокормить всю мишпуху. Война бы продолжалась еще долго, но на горизонте появляется тетя Фаня, которую не любил весь переулок за то, что после войны ей досталась самая лучшая комната в коммуналке всего с тремя соседями. Ко всему еще тетя Фаня была туга на ухо, чрезвычайно скупа, сварлива не в меру. И ее муж, старый Зисер, вернулся с войны инвалидом, что позволило ему добиться единственной на весь переулок инвалидной мотоколяски, которой не завидовал только слепой. Да и ко всему ее квартира через коридор примыкала к нашей. — Катя, — совершенно миролюбиво обращается тетя Аделя к моей бабушке. — Что, Аделя? — Катя, ты шо не видишь, кто это там идет? — Или! — восклицает моя бабушка. За войну все забыли, потому как приближается общий враг. — Фаня Моисеевна! — обращается бабушка к идущей соседке. Та делает вид, что ее не слышит, потому что знает, что ничего хорошего от беседы не выйдет. — Фаня! — уже на повышенных тонах звенит голос бабы Кати. — Ну! — это тетя Фаня пытается противостоять возможной атаке. — Что — ну? Вы не на Привозе, где биндюжники с подводами. И я имею спросить, когда вы будете выносить ваше смиття, а не сувать весь ваш дрек в мое ведро? — Катерина Абрамовна, мне на вас стыдно смотреть за ваше хамство. Чтоб мой геройский муж так был здоров, как мне надо кидать свое смиття до вашего мусора. — Вы что, хотите сказать, что я это выдумала? Аделя, ты слышала за эту подлую ложь? Это такое хамство, такая нахальства, что я вас умоляю. Тетя Аделя поддерживает родственницу, с которой пять минут тому назад готова была воевать не на жизнь, а на смерть: — Катя, шо ты с нее хочешь? Она же ущербная, ее Зисер за ней устал жить, шо удивительно. Тетя Фаня все же прорывается сквозь строй шпицрутенов и скрывается в коридоре, ведущем в ее хоромы, а родственницы продолжают смачно обсуждать торжество справедливости. — Ой, Аделечка, — вдруг спохватывается баба Катя, — мой Янкель скоро с работы, а у мене еще примус не запален. Сейчас Алик тебе уксусу занесет. Войны как не бывало, потому что был найден общий враг и ему был нанесен полный разгром. Это все Одесса пятидесятых-шестидесятых годов… А одесский Привоз, так это вообще тема для целой повести, которая ждет своего Бабеля или Жванецкого.

*** Сижу дома, вдруг - звонок в дверь. Открываю - стоит красивый, молодой человек, спрашивает: дома ли муж? Я отвечаю, что нет. Тогда он входит, ТОЛКАЕТ меня на диван и... Я до сих пор не могу понять, ЧТО он хотел от МОЕГО мужа ?

По дороге в магазин Семен встретил Аркадия. - Привет Аркаша! - Привет! - Ты знаешь, говорят рубль подешевеет. - Я этого не знаю. - А что ты знаешь? - Я точно знаю, что ночью будет темно. - Тоже мне знайка, это знают все, а что ты еще знаешь? - Мне кажется, скоро всем будут списывать все долги, поэтому их надо как можно больше копить. - Слушай, дорогой, ты хорошо спал, голова не болит? С чего это ты взял? - Как с чего? Долги Африке уже списали, до этого и другим странам миллиарды списывали. - А что ты так за Африку взялся? - Там открываются новые возможности. - Какие возможности? -Там можно найти алмаз, а это сумасшедшие деньги. - Нет, у тебя сегодня точно какое-то затмение - Давай лучше подумаем о грядущей приватизации. В 2020 году хотят приватизировать «Ростелеком», «Совкомфлот» и Зерновую компанию, вот их акции и надо покупать. - Теперь у тебя с головой не все в порядке. Цель приватизации не учитывает интересы граждан. - Давай, Аркаша лучше поговорим о законах физики. - Ты законы физики учил? Так я уже открыл еще один. - Какой? - Когда ты пьешь лимонад, то пьешь воду с газом вместе да? Тогда почему они выходят отдельно? Только не говори про физиологию. - А твое открытие уже признано? - Пока нет, идут эксперименты. - Аркаша, а что ты все время щуришься? Что, плохо видишь? - Ты знаешь, когда я прочитал, что какой-то силовик стырил 4 миллиарда, у меня в глазах стало темно и дало осложнение. - Аркаша, меньше читай и меньше смотри телевизор, а в Интернет вообще не лезь потому что их столько этих тырильщиков, что можно ослепнуть. Скоро их всех поругают и они станут честными. - Вот у меня тоже бывают потемнения в глазах, когда я вижу красивую, с большой фигурой женщину. - Семен, это хорошо, это признак твоего здоровья и благополучия.

К исходу дня в подземном переходе, В людской неугомонной суете Семен взглянул: знакомый кто-то вроде Стоял прижавшись к мраморной плите. - Ба! Ты ли это? Что с тобою стало? Оборванный, гармошка за спиной, Какой-то весь растерянный, усталый. Володька, здравствуй! Что за вид чудной? Не узнаешь ты корешка из детства? Да не гляди ты так на мой мундир. Семен, что жил с тобою по соседству… - Не узнаю, товарищ командир. - Ведь это я, с кем ты на танцы бегал, С кем в школе дрался и тайком курил, К кому зимой пушистым первым снегом В снежки играть с друзьями выходил. Ты вспомни, как мы марки собирали, Гоняли голубей на чердаках, Резинкой двойки в дневниках стирали, А после зад был весь на синяках. Прошло с тех пор с немалым четверть века. Сейчас на флоте мичманом служу. Как видишь, стал военным человеком И на судьбу обиды не держу. - Гляди! И правда – Сенька! Ты, ей –богу! Ну, извини, дружок, что не признал. Ведь времени с тех пор прошло так много. Ты в форме весь – ну чистый генерал. Ну, а меня, как видишь, жизнь пинала. Такое не увидишь и во сне. Пятнадцать лет «отчалил». Срок не малый. Судьба была не ласкова ко мне. - Вот это да! Не ожидал, ей-богу! Я думал, ты великий музыкант. В искусстве проложил себе дорогу. Ведь ты же прирожденный был талант. Ты, помню, в детстве скрипкой увлекался. Тебя дразнили «маменькин сынок». Так что случилось? Как же ты попался? За что сидел такой огромный срок? - Да! Было все: жена, машина, дача, С концертами повсюду разъезжал. Сопутствовала вроде бы удача, А я удачу ту не удержал. Женился на артистке из балета, И недостатка не было ни в чем. На море отдыхали каждым летом, Богат был, счастлив. Била жизнь ключом Детей не нажили. Она была виною. Все опасалась форму потерять. А я любил её. Не настоял. Не скрою. Она хвостом и начала вилять. Жил прокурор на даче по соседству, Со связями большими, не женат. Любил гулять с размахом, не по средствам, И на мою заглядывался, гад. Друзья мне намекали, говорили: «Смотри, Бетховен, бабу уведут». Не верил я, ведь вроде дружно жили. Из зависти, казалось, люди лгут. Однажды отменили нам гастроли. Ну что-то там с контрактом не срослось. А я в какой-то мере был доволен, Сюрприз супруге сделать довелось. Приехал я на дачу поздно ночью С шампанским и цветами для неё. Но я не знал, как может быть порочно Сокровище, любимое мое. У них был стол накрыт, и свечи тлели… Я в шоке был, сдержатся уж не мог. Они обнявшись нежились в постели… Облил я их бензином и поджег. Сгорело все: и дача, и машина. Их пепел можно в банке уместить. Вот так я на «пятнашку» и загинул. Её я никогда б не смог простить. Вот кульминация любовного романа. В порыве ревности затмение нашло. Я рассказал, как было, без обмана, Семья, богатство – прахом все прошло. К чему об этом? Все давно уж в прошлом. Потерянное больше не вернешь. Поговорим о чем-нибудь хорошем. Семья-то есть? Как сам-то ты живешь? - Да, я женат. Детей нажили. Двое. Жена – врачом в больнице «Ильича». Сын в армии. Вот ждем домой героя. Дочь – в институте, тоже на врача. Но вот машину, правда не купили. А с дачей лучше. Дача уже есть. Весной под дом фундамент заложили. Ну, а зимой свои соленья будем есть. Я ведь на службе шаг был от могилы – Авария серьезная была. В реанимации – пять суток, чуть не сгинул, А любушка моя меня спасла. Она там стажировку проходила, Дежурной медсестрой тогда была, От койки ни на шаг не отходила. Не знаю уж, когда она спала? Ох, как же она мучилась со мною. Но выходила. Косточки срослись. Вот так она и стала мне женою. Благодаря несчастью мы сошлись. Сейчас зав отделением. В почете. Немало безнадежных подняла. А я уж двадцать лет почти на флоте. И вот все с ней. Такие, брат, дела. Ну, что, Володька, я тебе наскучил? Иль жизнь твои все нервы извела? А может быть, ты сам себя замучил? Вот жизнь тебя в тупик и завела. Судьбу ты не вини. В том проку мало. Ты сам хозяин был своей судьбе. Но опускать так руки не пристало. Еще и сорока-то нет тебе… Ты ведь большие подавал надежды. И выбирал дорогу сам себе. Теперь все в прошлом. Словно в жизни прежней. Не знаю даже, чем помочь тебе? Ну, мне пора. Ждут дома. Уже поздно. Ты извини, но, правда, я спешу. А ты заскакивай, как сможешь. Я серьезно. Вот, погоди. Я адрес запишу… *** Не зря ведь говорят: «Все в Божьей власти». Спокон веков так было и везде. НЕ будь несчастья – не было бы счастья. А коль без меры счастья – быть беде.

Если ветер мог бы говорить, То на все б вопросы ответ. Мог бы он подробно изложить Первый день рождения планеты. Видел он земные чудеса, Как в песках рождались пирамиды, Видел первозданные леса И расцвет великой Атлантиды. Он гасил пещерные костры Первого земного человека. Так и дует с древней той поры, Облетая землю всю за веком. Нет ему преграды на пути, Все подвластно: и моря, и страны. Где-то хлеб поможет молотить, Где-то все сметает ураганом. Видел он падения империй, Заметал развалины Помпей, Ветер был причиной суеверий, Поводом открытий и идей. Мог он беспрепятственно и смело Залетать в укромные места. Он ласкал измученное тело На кресте распятого Христа. Был всегда могуч и независим И порою жалости не знал. Смерчи подымал к небесной выси. Корабли и скалы разбивал. Иногда служил для созиданья, Иногда крушил и разорял. Вечный странник, отрок мирозданья, Сил своих в пути не растерял. Сколько б мы могли за годы эти Темных мест в истории открыть. Сколько б мы узнали о планете, Если мог бы ветер говорить.

Вот, что интересно, наша медицина хоть в социализме, хоть в капитализме, никогда без дела не сидела и всегда имела, и хорошее и плохое. Плохого стало больше после оптимизации. Частные клиники не в счет. Мой приятель Додик как-то размечтался: «Зря я не учился на стоматолога!» - А почему не на хирурга – спрашиваю? - Нет, там, понимаешь ответственности больше, а деньги такие же. - Так иди быстрее, у меня уже зубы болят. - А кто будет проектировать бензоколонки? - А может быть ты пойдешь в терапевты? - И какой толк будет из этого? - Какой толк? Приходит к тебе больная. Ты ее пускаешь по кругу: сдать анализы. При чем на все. Потом разные кардиограммы, рентгены, невропатологи, гинекологи, урологи. И если, пройдя это все, она приходит к тебе живой, ты смотришь на все ее похождения в бумагах, и делаешь свои замечания, и глядя на нее, ласково говоришь: «Мы еще поживем с вами, попьем импортные лекарства. Покупайте только вот там, а там у тебя все схвачено. Бабушка выходит из твоего кабинета счастливая и шепчет своим кумушкам: «Теперь мы будем жить терапевт сказал. Правда дороговато с импортными лекарствами. И все болезни у нее кончились, и она уже здорова. - Только мне еще бабушки не хватало! - Ну и зря. Сейчас в тридцать шесть лет бабушки. Ну, ладно не хочешь бабушку так и не надо. Ты вот мне лучше объясни, почему при разных политических укладах общества, что тогда, что сейчас, во всех поликлиниках и больницах народу полным – полно. Особенно стало много после оптимизации. Долго думал мой приятель, а потом изрек: «Тогда мы жили по Кодексу* и по ГОСТу*. Шаг в сторону, и ты в лагере, не в пионерском, разумеется. А сейчас демократия… Вот тому же колбаснику говорят, что как делать, он соглашается, но ничего не меняется. Поэтому мы теперь дома держим кота. Он у нас как санэпидстанция, пробует продукты, а если не ест что-то значит это гадость – очень удобно, и взятки давать не надо. -Ладно, успокоил ты меня, заведем теперь кота. Но вот сейчас у меня заканчивается срок действия прав на вождение автомашины. Надо продлевать, а для этого надо иметь медицинскую справку. У тебя может быть есть знакомые чтобы быстро сделать это? - Ты знаешь, была у меня одна хорошая знакомая, которая мне помогала, но она ушла на пенсию, поэтому ничем помочь не могу. Поехал я в районную поликлинику, заплатил деньги (в капитализме везде надо платить, но мы еще не привыкли). Мне дали обходной лист с перечнем всех врачей, которых надо пройти. Везде очереди, люди злые, а тут еще мы. Да, думаю, не скоро я получу эту справку. Что делать? Первым делом пошел на рентген, а там очередь человек пятнадцать. Женщин больше, но очередь идет очень медленно. Делаю предложение всем: «Давайте ускорим процесс прохождения». Все говорят: «Как?!» – Все женщины идут первыми, потом мужчины. Мужчины не понимают смысл, и я им объясняю: «Женщины идут все вместе, быстро раздеваются и быстро проходят процедуру». Одна с солидным бюстом говорит: «Может быть нам уже здесь начинать раздеваться?» «Нет, мадам, если вы здесь сделаете топ лис, то не все это выдержат.» Начинаются хихиканья. Все-таки все женщины пошли и все сделали быстро, а потом мужчины. Им что, снял майку и все. Все довольны, и мы думаем все. Не тут-то было! Нам напоминают, что результаты будут завтра. Я начинаю объяснять рентгенологу, что мы живем далеко, бензин дорогой, дороги после Сталинградской битвы не чинили, а она: «Это ваши проблемы!» Ну, ладно думаю. Я вам завтра устрою проблемы. Иду к офтальмологу, а его нет. Говорю медсестре: «Уважаемая, распишись в документе. Я сто рублей за сто метров вижу и протягиваю купюру. Но она отказывается. Совсем кисло стало. Пошел к наркологу, а она спрашивает: «К тесту готовы? «Всегда готов!» – отвечаю. «А где тестеры?» Идите в аптеку, там вам объяснят. Прихожу, говорю, что нужны тестеры к наркологу. «Пожалуйста, с вас 300 рублей.» С ума сойти, два пластиковых стаканчика и такие деньги. Как за богемское стекло. Опять прихожу к наркологу, хвалюсь покупкой. Симпатичная женщина посылает меня вместе с медсестрой, как она сказала, в процедурный кабинет. Мы идем, и как оказалось….. в обыкновенный туалет. Приглядная молодая медсестра стоит рядом со мной, я смотрю на нее. Она: «Что вы все смотрите на меня? Делайте быстро и все» «Уважаемая, я так не могу вдруг и тем более при вас». «Ну, тогда приходите завтра.» Слова приходите «завтра» и «ваши проблемы» действуют на меня плохо, и я предлагаю ей следующее: «Я думаю, что вы наркотики не принимаете?» «Конечно, нет!» «Моя хорошая, сделайте это за меня, а я пойду в магазин за тортом.» «Что?!!!» – кричит она и выскакивает из туалета. Захожу к доктору, она смеется, чуть со стула не падает. А потом говорит: «Иди туда, куда обещал. Учитывая ваш возраст вот вам подпись и печать». Ура! На сегодня хватит. Приду завтра и пойду к главврачу, она за всех подпишет – я так думаю, она ведь терапевт. *Кодекс – Кодекс строителя коммунизма *ГОСТ – Государственные стандарты

Донские волны били о причал. С реки прохладной веял легкий бриз. И одиноко я на пристани стоял. Здесь завершался жизненный круиз. Закат кровавым пламенем горел. Я вспоминал прошедшей жизни путь. И глядя вдаль я больно сожалел, Что в жизни ничего нельзя вернуть. Нельзя вернуть счастливых детских лет И босоногой шумной детворы. В душе оставили неизгладимый след Уютные ростовские дворы. Нельзя вернуть и первую любовь, Наивную, но чистую вполне, Признания из нежных робких слов, И трепетных свиданий при луне. Мы в детстве все спешили повзрослеть, И перед нами было сто дорог. Мы так мечтали в жизни все успеть. Но, к сожалению, не каждый это смог. Я вспоминал прощальный школьный бал. Цветы, шампанское, малиновый рассвет. Я это никогда не забывал, Хоть и прошло с тех пор немало лет. Менялись взгляды, люди, города… И жизнь порой пинала, словно мяч. И как бывало трудно иногда От этих постоянных неудач. Чужие люди хоронили мать, Когда я срок свой в зоне отбывал. Я боль и злость не мог в себе унять, Но этого никто не понимал. Не жаловал меня советский суд, И я его взаимно презирал. Затягивал меня преступный спрут, И я, не находя, уже терял. Искал себя и от себя бежал. А годы шли, меняя суть основ. Но в снах моих меня манил и звал Мой город детства, милый мой Ростов. Душа черствела, ненависть росла. Я то всплывал, то снова шел ко дну. Но вдруг подарок жизнь преподнесла: Красивую и нежную жену. Наверно я всю жизнь ее искал. Мне так хотелось быть счастливым с ней. И трезво посмотрев, я осознал, Что радоваться стал теченью дней. А дни бежали стройной чередой. И в жизни было все как в первый раз. Я голову терял, был сам не свой От этих нежных губ и милых глаз. Я счастлив был с любимою женой, Как не был счастлив в жизни никогда. Но тихо и незримо вслед за мной Шла по пятам разлучница-беда. Товарищи и дохлый криминал, Продажной дружбы ядовитый сок, Всю боль потерь с лихвой я испытал, И долгий, все перечеркнувший срок. Но годы шли, а с ними месть росла. Я всем свои долги сполна отдал. И цель теперь последняя была: Я скорым в город детства отбывал.

По снегу пушистому Прямо от порога Пролилась алмазами Лунная дорога. Нежные снежинки В воздухе кружатся, Звездами хрустальными Под ноги ложатся. Из избы соседней Слышится гармошка. Мужики решили Погулять немножко. Слышен смех девичий Прямо у околицы. Здесь моя деревня, Дорогая вольница. Где ж вы, мои сверстники, Пацаны из детства? Вспоминаю с грустью В наболевшем сердце. Босоногим хлопцем С шумною ватагой Убегал я с вами в лес По грибы, по ягоды. А потом чумазые Мы в ручье плескались, Беззаботно, весело Солнцу улыбались. Пронеслись счастливые Годы земляничные, Перестали слышаться Голоса привычные. Разошлись тропиночки Улетели лебеди, Будто бы мы вместе Никогда и не были. Из деревни юность Словно ветром вымело, И без этих корешков Вся деревня вымерла. Праздничной открыткой Память всколыхнется, И в тоске по детству Сердце вдруг сожмется. Сказка проходящая, Детство озорное, Ты в душе останешься, Как самое родное.

За двадцать с лишним лет рыночной экономики в России выросло поколение молодых людей, которые еще с горшкового возраста занималось компьютерными играми. Сейчас полутора годовалый ребенок сидя в коляске занимается этими играми. Вот такой внук приехал к моему приятелю в гости из Сибири и изменил программу в стиральной машине. Да так, что она встала. Его бабушка, человек с высшим техническим образованием, не могла понять в чем дело. Параллельно с техническим прогрессом вырабатывались и рыночные отношения в обществе: нужна справка – плати, быстрый анализ – плати, не набрал нужные баллы ЕГЭ – плати за платное обучение, нужно подкачать колеса в автомобиле – плати. К стати об автомобиле: раньше мы платили по 5 рублей за колесо, но после введения Америкой санкций, стали платить по 10 рублей. Иначе как оправдать повышение цены в два раза? Сегодня, 24 июля 2019 года, я подъехал к мастерской шиномонтажа около бензозаправки на выезде из п. Ерзовка в сторону Волгограда подкачать все четыре колеса в автомобиле, приготовил 40 рублей. НО! Симпатичный молодой человек сказал мне: «С пенсионеров деньги за подкачку не берем!» Это было так неожиданно и приятно, что я не сразу понял. А может быть я ослышался? Нет, я не ослышался. Шиномонтажник Дмитрий сказал это мне точно. Неужели к нам в грубую рыночную экономику приходят те старые купеческие ценности, и приходят другие рыночники? Дай-то бог! Спасибо, Дмитрий!

Светке было четырнадцать лет. И надо же было такому случиться. Она, как говорят женщины – «залетела». Светик была в жизни общительная, веселая, понимала юмор и анекдоты, и выглядела лет на восемнадцать – двадцать. Ростом ее бог тоже не обидел, крепкого телосложения, именно сложения, а не вычитания. И к тому же она была блондинка с голубыми глазами, и миловидным лицом. На торгово-закупочной базе, куда она иногда приходила к мамке, мужчины прозвали ее девушкой с уникальной кормой. Кормой они называли ту часть тела, где кончалась спина и начиналась вот эта самая корма. Любовный роман у этой симпатичной девочки начался на сборе овощей, куда она по субботам ездила с матерью. В том же совхозе, куда они ездили, работали студенты электромеханического техникума. Вот там она и познакомилась с приглядным парнем студентом третьего курса. Этот любовный роман так захватил Светлану, что она и в городе нашла своего возлюбленного. И все шло хорошо, пока «жених» не узнал, что имеет дело с несовершеннолетней. Но было уже поздно. Он стал избегать встреч. Девушка страдала, переживала, от чего ей становилось еще хуже. Скрывать от всех свое состояние стало не возможно. И вскоре все узнали в чем дело. Директор школы властная женщина, член партии, у которой на лбу был написан Кодекс строителя коммунизма, вызвала маму беременного ребенка и предложила перевести ее в вечернюю школу. Мама ей «сделала» справку, что девушка работает на базе, на сортировке товара. Все как будто решилось хорошо, но теперь взрослые подруги Светы стали ей советовать сделать аборт. Когда об этих разговорах узнала мама, она объяснила дочери, что это делать уже поздно и не нужно ни в коем случае. В положенное время приехала скорая помощь и увезла Свету в роддом. Когда роды успешно закончились и на свет появился малыш, все женщины в палате стали поздравлять молодую маму. Но одна дотошная тетка все приставала с вопросом, как это она в четырнадцать лет могла себе это позволить. Светка не долго думая ответила: «Если бы я знала, что любовь бывает такой сладкой, я бы ей занялась еще раньше!» – чем вогнала тетку в ступор. Пока «ребенок» рожал ребенка, мама ее приняла необходимые меры и на выписке молодую маму встречал ее любимый человек с цветами. Лет через десять я видел ее в одном проектном институте: это была полная, красивая женщина, не лишенная определенных прелестей. А мои попутчицы говорили, что она с мужем воспитывает троих детей.

Многие пенсионеры жалуются на свое здоровье, но к врачам не идут. Некоторые говорят, чтоб ходить лечиться надо иметь здоровье, особенно в сельской местности. А некоторые видимо ждут очередную реформу в здравоохранении, когда медицина сама придет к ним. Или, когда им скажут: «Приходите пожалуйста, наши дорогие на обследование». Ждал, ждал Петрович когда его позовут, и не дождавшись пошел сам в местную поселковую поликлинику. Посидев в очереди с местными пенсионерками, с которыми был знаком еще со школы, узнал все новости. Не то, что по телевидению. Здесь говорили понятным языком: какие налоги, какие дороги, как обалденно дорого провести газ, где работают сыновья, дочки, сколько получают. И выходило, что все получают меньше чем средняя зарплата по региону. Наконец его позвали к доктору. - На что жалуетесь? – спросила его врач. А он не знал, что и ответить. Собравшись с мыслями вымолвил: - Чой-то мне не так. - Что значит не так? – интересуется врач, у которой тоже иногда бывает не так, когда давление скачет. - Может быть у вас голова болит, слабость, сонливость? - Да, бывает такое, но я это мигом лечу: наливаю сто грамм первача, рас его и смотришь ноги сами побежали. - Что это за лечение? Это совершенно противопоказано для здоровья. Давайте –ка я вас послушаю, измерим давление, и тогда все станет ясно. А не станет, надо будет сдать анализы. Стала она его слушать фонендоскопом, говорила то дышите, то не дышите. Потом мерила давление. И сделала вывод, что по всем признакам у него стенокардия, и прописала попить лекарства. - Покупайте лучше импортные, там нет подделок, а завтра утром на голодный желудок приходите сдавать анализ крови. Вот я вам выписываю направление, здесь все указано. На следующий день, простояв как положено в очереди, потому что медсестра одна, а посетителей много. Она же и кардиограмму снимает. Оптимизация в медицине сократила медперсонал и увеличила очереди. Сдал он анализы, сделал кардиограмму. Потом ждал неделю, когда придут из района результаты. И только тогда опять пошел к врачу. В этот раз врач хотела выписать ему направление в областной Кардиоцентр, но не оказалось бланков, поэтому просила прийти через неделю. Петрович хотел уже плюнуть на все это лечение, но супруга убедила его пойти. В этот раз старенькой врачихи не было. Ее куда-то послали, а врач - молодая женщина, прочитав все его анализы и кардиограмму тут же дала ему направление в Кардиоцентр. Хорошо, что из поселка в город ходят маршрутки – дорого, но ходят. Приехав в город Петрович сел на городскую маршрутку и трясся на ней часа полтора по всем улицам и закоулкам до Кардиоцентра, сделав 35 остановок. Выйдя из этой коробочки на колесах он не понимал здоров-ли он или просто устал. А может быть он заболел этой чертовой кардией. Нет, подумал он. Видимо он все-таки здоров, коль мог в такой толчее доехать через весь город до этого центра. В Кардиоцентре он подошел к регистратуре, постоял в очереди. И его направили к врачу – кардиологу. Народу к кардиологу было много. Пришлось ждать часа четыре, а когда он вошел к врачу, его быстренько пустили по кругу: снять кардиограмму, сходить на движущуюся дорожку, потом УЗИ, потом к офтальмологу. Его крутили, вертели, подключали датчики. И везде что-то писали. Часа три длились эти процедуры, так-как около каждого кабинета была очередь. Наконец он все прошел, отдал все бумаги пожилой медсестре кардиолога. Потом его вызвали к врачу. Симпатичная молодая врач сказала ему, что у него гипертония какой-то степени, выписала лекарства, дала памятку какая нужна диета. А там все нельзя: соленое, копченое, жирное, никаких шашлыков, спиртного, сигарет, поменьше сахара, а все больше овощей, фруктов, и конечно, никаких бурных эмоций и расстройств. Петровича мучал вопрос, но он все не мог спросить. Врач заметила его состояние и спросила: «Может быть у вас есть вопросы?» Тут Петровича прорвало, и он спросил: «А с женщиной можно заниматься любовью?!» «Чтоооооо?!!» - воскликнула пожилая медсестра, до этого сидевшая молча что-то писав. Посмотрев на медсестру врач с улыбкой разрешила, но изредка. И не забудьте прийти к нам через полгода, а пока ходите к местному терапевту. Петровича провожала медсестра до самого выхода на улицу. Она ему что-то говорила. Но у него в голове шумело не то от разрешения, а может быть потому, что его целый день мучали женщины на этих процедурах. Или от того, что он целый день не ел. И он поблагодарив ее пошел на остановку маршруток. Когда он через два часа пришел домой, уже темнело. Жена его спрашивала, какую болезнь у него нашли, что велели пить, что кушать. Она как будто там была с ним. А он подумал, что такую поездку на голодный желудок мог осилить только здоровый человек. Поэтому достал заветную бутылку, налил сто грамм первача и одним махом выпил за нашу оптимизированную медицину, и стал рассказывать супруге о своих медицинских похождениях.

Светила диск висел над головой. Куда-то ветры облака влекли. Однажды возвращался я домой И вдруг увидел розу всю в пыли. Цветок красивый, брошенный небрежно, Недолго чью-то прихоть ублажал. Ласкал он взор кому-то цветом нежным, Но стал не нужным и в пыли лежал. Цветок я этот бережно поднял. Завяли лепестки у алой розы. Ей кто-то тонкий стебель обломал, И на изломе сок застыл, как слезы. Я видел, что она не умерла. Но для нее губительным был зной. Она как будто помощи ждала, И я не смог не взять ее с собой. Принес домой, от пыли всю отмыл, Излом легонько ей забинтовал, Поставил в вазу и воды налил. «Живи» - я розе раненой сказал. День пролетел, на смену ночь пришла. Но лишь проснулся первый луч рассвета, В хрустальной вазе роза ожила, Хоть и надежды не было на это. Она сияла в солнечных лучах, Как воплощение добра, любви и ласки, С налетом бархатным на алых лепестках, Словно Дюймовочка из доброй детской сказки. Я любовался этой красотой, Как солнцем, восходящим на востоке. Невежество – ничто перед тобой, Лишь доброта спасет наш мир жестокий. В наш век несправедливости и зла Так мало красоты и доброты. И чтоб в сердцах людей любовь жила, Пусть злу назло вокруг цветут цветы.